Ирина Куперштейн
«Золотой ключик»
Жили - были в Саратове замечательные люди – пианист Анатолий Иосифович Катц и врач-рентгенолог - Сергей Викторович Штерн. Они дружили. Они, как это присуще интеллигентным людям, делились с другими художественной и прочей информацией – зарубежными фильмами, хорошими книгами, за что их неоднократно подвергали преследованиям и карательным мерам. Они были не просто образованны и умны. Это была, в прямом смысле слова, духовная элита города, и многие разнообразнейшие люди входили в их широкий круг общения.
Однажды они сочинили вдвоем музыкальный спектакль «Золотой ключик», и его решили поставить в Саратовском ТЮЗе. Тексты к песням, по тем временам, да и по этим тоже, были, мягко говоря, нестандартными. А музыка была просто замечательная, совершенно своеобразная, придающая тексту единственно возможную интонацию. Один «Марш полицейских собак» чего стоил!
… «Разевай, братва, пошире пасти, эх! - кошмарные!
Не зевай, когда проходят части ре-е-гулярные!»… и припев:
«Со-ба-ки - раз и два, к чему нам голова,
когда такие нам даны права!» (Жаль, что музыку не слышно!)
Были высказаны руководством театра сомнения, ставить ли спектакль с этими текстами. Учитывая, что все это происходило во время разгара деятельности руководящих органов «по осушению болот», т.е., борьбы с инакомыслием и, конкретно, с инакомыслящими, в том числе и с авторами «Ключика», можно только удивляться, что спектакль вообще разрешили к постановке.
Однако ко времени премьеры я уже слышала некоторые из песен, их пел при мне закадычный приятель моей подружки Женьки - Сережа Штерн. Он пришел тогда рассказать, что «Золотой ключик» пойдет без песен, ругался, чуть не плакал. Мы умоляли его спеть. Сергей согласился… Он пел, а у меня душа разрывалась от сочувствия и возмущения. Я записала то, что он спел. Но спел он не все - было уже поздно и соседи стали стучать в стену.
Первый спектакль «Золотой ключик» я видела. Вместо некоторых песен – кстати, по-моему, лучших - звучала только музыка к ним. Не спектакль, но его тень.
Когда я, волею судеб, попала на работу в детский сад, и поняла, какими замечательными актерами могут быть дети, мною завладела мечта – поставить «Золотой ключик»! С песнями А. Катца и С. Штерна. Хотя бы с некоторыми, понятными детям. Взялась за работу, и тут оказалось - музыкального материала сильно не хватает. Я пыталась через сокурсников узнать, нельзя ли как-нибудь связаться с авторами. Но, то ли это было сложно, то ли мои знакомые не слишком утруждались, на авторов мне выйти не удалось. Уже много позже, Сергей Викторович Штерн, узнав, наконец, от той же Женьки о моем увлечении «Золотым ключиком», прислал из Швеции, где он теперь жил, тексты песен. Но «моя жизнь в искусстве» уже заканчивалась, к сожалению.
А тогда, в самом начале, я от своего замысла отказаться не могла – я им заболела! И решилась сама досочинить самое необходимое.
Это было нечто – я имею в виду результат моего творчества. И все-таки я сочинила, какую смогла, «Колыбельную» и что-то еще, какие-то связки. Спектакль состоялся. «Золотой ключик» открыл мне дверь ко мне самой, стали рождаться у меня новые замыслы, жизнь продолжалась, казалось бы – живи и радуйся! Но не тут-то было!
То, что происходило вокруг, выглядело «все страньше и страньше», как сказала бы Алиса. Спасали теперь только дети, свои и «чужие», для которых я пыталась сочинять свои сказки. Я искала музыкальный и поэтический материал, где только могла, переворачивала горы старого и нового. Но не хватало главного – веры в себя и вдохновения. Я прозябала. Пока, опять же совершенно случайно, не наткнулась на записанные когда-то от руки песни к «Золотому ключику». Вдруг оказалось, что эти песни, так давно вошедшие в мою жизнь, все еще продолжают помогать мне. Они связывали меня со своими авторами, давно уже прошедшими путь, по которому без особого успеха теперь ковыляла я, пытаясь понять.
Может, лучше бы я не делала этого? Что нового я узнала? Что жизнь – театр? Что миром правят вечные, заложенные в генах древние инстинкты, только меняющие внешний антураж постановки? И что люди в этом мире не столько актеры, сколько куклы, в упор не видящие кукольников, дергающих их за ниточки. Они мучаются, умирают, ненавидят и убивают друг друга – за что? За комфортное одичание перед гипнотизирующим экраном, за передел денег Карабасов и Дуремаров в Стране Дураков?
- В этом театре, как в тюрьме!
У Карабаса на уме
только лишь касса! - так пели подневольные куклы Карабасова театра. Они-то знали, в чем закулисная суть спектакля.
… Но мы с тобою, – я и ты, хоть мы и в клетке заперты, - мы не сдаемся? И каждый день, берясь за работу, напеваем вместе с Папой Карло:
- Научен горьким опытом,
Я все ж не успокоюсь.
И, пропади все пропадом,
Попробую еще раз…
Ведь так?